Мастерская кукол  - Элизабет МакНилл

Подумав об этом, он сосредоточился на том, чтобы просунуть кусок мягкой проволоки внутрь мышиного хвоста. Сайлас был уверен, что о Мадам можно забыть – скорее всего, он больше никогда не услышит ни о ней, ни о Марго. И все же он не мог не думать о том, что могло бы случиться, если бы констебль не удовлетворился его ответами и не поверил в рассказ о котенке в клетке. Что, если бы он вошел в лавку, увидел нож у него за поясом, услышал крики Айрис? Сайлас очень старательно заметал следы, продумывал каждую мелочь, но сейчас он убедился – любой случайности вроде сегодняшнего визита полицейского и Мадам может оказаться достаточно, чтобы все пошло прахом. А что, если крики Айрис услышит какой-нибудь любопытный покупатель – горничная знатной леди или любящий совать нос в чужие дела мальчишка? А ведь оставался еще Луис, который должен был буквально со дня на день вернуться в Лондон. Что он предпримет, когда обнаружит, что Айрис бесследно исчезла?

Вытерев проступившую на лбу испарину, Сайлас поставил чучело мыши вертикально. Увы, несмотря на все старания, это определенно была не лучшая его работа, однако он все же вооружился иголкой и ниткой, чтобы зашить разрез на брюшке. Руки дрожали и не слушались, и он то и дело вонзал иглу слишком глубоко. В результате шов получился неровный и кривой, но он только вздохнул и не стал ничего переделывать. Обычно каждый следующий экспонат получался у него лучше, чем предыдущий, но об этом образце этого сказать было нельзя. Что с ним творится?..

Пытаясь уверить себя, что он относится к результатам своего труда чересчур строго, Сайлас взбежал на верхний этаж, где в спальне стояли на полке мышиные чучела, изготовленные им раньше. Первым делом он их сосчитал. Мышей было тринадцать – чертова дюжина, и Сайлас взял в руки свой недавний шедевр – рыжевато-коричневую мышь с крошечным розовым перышком на макушке – и исследовал зигзагообразный шов, восхищаясь аккуратными, ровными стежками. Чучело было выполнено превосходно! А теперь поглядим, с чего все начиналось, подумал он, снимая с полки свой самый первый экземпляр. Это была маленькая мышь, которая держала в лапах крошечную тарелку. К ее голове был приклеен клочок рыжего меха. В те времена у него еще совсем не было опыта, и теперь Сайлас отчетливо видел, что плохо набитое туловище обвисло, головка накренилась, а шкурка растянулась и повылезла.

Что ж, похоже, новая, четырнадцатая мышь сделана не так уж плохо, решил он и снова спустился в лавку. Увы, взяв со стола только что изготовленное чучело, Сайлас окончательно убедился, что руки его подвели. Буквально все было сделано не так! Проволочки, которые он вставил в лапы, оказались слишком короткими, а набивка была распределена неравномерно. Еще одно путешествие наверх только усилило охватившее его смятение.

Ты просто как течная сука, Сайлас! Меня от тебя тошнит. Возвращайся-ка лучше в тот поганый пруд, из которого ты выполз!

И это было еще не все. В один миг ему вспомнились все насмешки, издевательства и презрение, которыми награждали его окружающие люди. Ну почему, почему никто из них ни разу не отнесся к нему по-доброму?!

И, стукнув кулаком по столу, Сайлас решил как можно скорее навестить Айрис.

Кто-то прикасался к ее ключице. Чье-то дыхание согревало кожу на шее. Луис?.. Сайлас? Или это ей только кажется? Или только снится?..

Луис возник перед ней точно наяву – мираж, вызванный к жизни отчаянием: глаза блестят, длинные волосы вьются по плечам. «Джинивер выстроила для тебя дворец», – сказал он с улыбкой, а потом взял за руку и повел через весь дом в просторную, светлую студию, где стены были сделаны из прозрачных стеклянных панелей, а в самой середине стоял накрытый алым бархатом пьедестал для натурщика. На таком возвышении было хорошо лежать, вытянувшись во весь рост, и Айрис потянулась к нему, но свет за стенами померк, пол ушел из-под ног, и она оказалась в сыром и холодном полумраке. Любимое лицо дрогнуло, потекло – и превратилось в лицо Сайласа. Она вскрикнула, умоляя Луиса не уходить, остаться с ней, но все было тщетно. Холодная мраморная рука из Британского музея ощупывала ее ключицу, и от твердых каменных пальцев исходил могильный холод, который растекался по членам, подбираясь к сердцу.

– Луис!.. – прохрипела она. Потом: – Где ты, любимый?.. – Потом: – Пить!..

Возле ее губ очутился мокрый край кружки или стакана. Она пила и пила, проливая воду на себя, и от этого ей становилось все холоднее. Потом Сайлас предложил ей булочку с изюмом – мягкую, покрытую белой сахарной глазурью: он ломал ее на кусочки и по одному клал ей в рот.

– Еще!.. – проговорила Айрис немного погодя. Отвыкший от пищи желудок сводило острой болью, но она требовала еще и еще еды, не зная, когда – через сколько дней или недель – он придет в следующий раз. Что, если Сайлас вовсе перестанет приходить, оставит ее здесь умирать от голода и жажды? Что, если он где-нибудь задержится или погибнет – попадет под лошадь, свалится в Темзу? Тогда ее ждет ужасная смерть – ведь никто, кроме него, не знает, что она заперта в этом подвале.

– Еще!..

Из кармана сюртука извлекается еще одна булочка. Господи, какая же она крошечная!..

– Мне было очень одиноко, пока не появилась ты, – говорит он, и его голос гремит у нее в ушах, словно гром. – Очень, очень одиноко, но теперь…

– Пожалуйста, отпусти меня! – просит Айрис. Эти слова она повторяла, наверное, уже тысячи раз. – Пожалуйста! Я никому не скажу. Я сделаю вид, будто уезжала…

– Ты лжешь, – отвечает он, но в его голосе ей мерещится мягкость и даже какая-то доброта.

– Пожалуйста, отпусти! – умоляет Айрис, и слезы капают с ее носа и подбородка. – Прошу тебя, Сайлас! Ведь я такой же человек, как ты, я не экспонат, не образец, не… Пожалуйста!..

– Я хотел быть твоим другом. – Он качает головой. – Очень хотел, но ты не обращала на меня внимания.

– Прости меня, – отвечает она в промежутках между рыданиями и приступами кашля. В подвале холодно, но она буквально обливается потом. Должно быть, у нее лихорадка. – Я была такая дура!..

Айрис знает, что должна добиться его расположения, – обязательно должна, чтобы он пришел к ней в следующий раз, чтобы принес воду и еду.

– Ты мой друг, – добавляет она. – Ведь правда – друг?..

– Я тебе не верю.

– Но я говорю правду! – возражает Айрис и вдруг спрашивает: – Ты меня отпустишь? Хоть когда-нибудь?..

Молчание.

– Но ведь я останусь твоим другом. Я буду тебя навещать!.. Мы сможем вместе ходить на Великую выставку.

– Один раз я тебя уже приглашал. Ты не пришла.

– Тогда я тебя не знала, а теперь знаю. Если бы ты только отпустил меня, я бы доказала, что на самом деле хочу быть твоим другом. Очень хочу!.. Ты бы сам убедился… – Она бормочет и бормочет, повторяя одни и те же слова по пять, по десять раз, так что каждая следующая ее фраза звучит как эхо предыдущей. – …Твоим другом… твоим другом… другом…